Гаджиева А. А. Магомедов А. К.

КРИМИНАЛИСТИКА Гаджиева А. А., Магомедов А. К. Статья посвящена анализу виктимогенных факторов, обуславливающих тяжкие насильственные преступления против личности. Авторами констатируется значимость выявления последних для виктимологического предупреждения данного вида преступности, обозначается круг преступлений, явивших объектом виктимологического изучения. Виктимизация в работе рассматривается как процесс превращения лица из потенциальной жертвы в реальную (на массовом и групповом уровнях), с учетом этого выявляются основные ее факторы. Особый акцент сделан на региональных оттенках факторов виктимологического содержания, детерминирующих тяжкую насильственную преступность.

Преступления против личности продолжают вызывать особую озабоченность и беспокойство со стороны правоох­ранителей, хотя их число в целом по Российской Федерации выдерживает относительные тенденции спада. Так, по имею­щимся официальным данным за 11 месяцев 2015 г. было заре­гистрировано 2163,4 тыс. преступлений, или на 8,4 % больше, чем за аналогичный период прошлого года. На фоне роста показателей преступности в целом в ее структуре сократилась доля тяжких и особо тяжких преступлений с 24,5% в январе - ноябре 2014 г. до 22,1 %Ч Аналогичные тенденции прослежи­ваются и на региональном уровне. Так, в Республике Дагестан в 2013 г. зарегистрировано 14003 преступления, что на 2,6 % больше показателя 2012 г. (13647). Несмотря на это, количество преступлений на 100 тыс. населения (478) 1,5 раза меньше, чем в среднем по СКФО, и в 3 раза меньше среднего значения по стране (СКФО -750; Россия - 1539). Заметно снизились темпы роста тяжких и особо тяжких преступлений (4034; +0,4%), а их удельный вес в общем массиве зарегистрированных преступ­ных деяний сократился и не превышает 29 %.

Несмотря на внешне кажущееся «благополучие», вызыва­ет серьезную обеспокоенность изменение качественных пока­зателей преступности в сторону ухудшения. В их числе отме­чаются следующие: рост «безмотивных» посягательств против личности, нарастание жестокости их совершения, преступле­ния все чаще сопровождающиеся цинизмом, глумлением над личностью, растет доля групповых преступлений, усиливается тенденция их феминизации, увеличивается степень их тяже­сти, растет виктимизации «атипичных» жертв (дети и преста­релые) и т.д.

Наибольший ущерб наносят обществу тяжкие преступле­ния, совершаемые против личности, и, прежде всего, против жизни, здоровья и других важнейших ее прав. В этой связи в рамках настоящей работы исследовательский анализ посвящен наиболее опасным разновидностям тяжких преступлений против лич­ности. Они не только наносят огромный ущерб наиболее важ­ным в цивилизованном обществе ценностям, но и имеют мно­го общих криминологически и виктимологически значимых характерных признаков и особенностей, которые позволяют их обособить на определенные группы, разряды, категории.

В криминологии среди тяжких и особо тяжких престу­плений против личности принято выделять следующие груп­пы:

Посягательства против жизни, здоровья, телесной и по­ловой неприкосновенности личности (убийства, причинения тяжкого вреда здоровью человека, изнасилования);

Посягательства против свободы (похищения человека, незаконное лишение свободы, торговля людьми, использова­ние рабского труда).

Общей исходной посылкой для обеих групп является возможность контролировать эти виды преступности, воз­действуя на них не только посредством комплекса средств криминологической профилактики, но и с помощью мер виктимологического воздействия. Многоаспектность викти- мологического воздействия и ее широкие возможности об­уславливают значимость и необходимость ее надлежащей организации в предупреждении тяжких насильственных пре­ступлений против личности. В системе виктимологического воздействия важными средствами предупреждения являются меры, направленные на устранение, минимизацию и сниже­ние факторов виктимизации исследуемых категорий преступ­ности. При этом виктимизация рассматривается авторами как процесс становления отдельных лиц и людских сообществ (можно говорить и на уровне всего населения) жертвами пре­ступлений, вернее, приобретения ими виктимных качеств. Отсюда, факторы виктимизации определяются как совокуп­ность объективных и субъективных обстоятельств, детерми­нирующих либо способствующих процессам превращения отдельных социальных групп, индивидов, населения в жертв преступлений.

Факторы виктимизации тяжких и особо тяжких престу­плений против личности могут быть рассмотрены на общем и специальном уровнях.

Общими виктимизирующими факторами тяжких пре­ступлений против личности стало ожесточение нравов, мар­гинализация и люмпенизация значительных слоев населения, увеличение стрессовых ситуаций, ослабление традиционных форм социального контроля.

На специальном уровне принято выделять специфиче­ские факторы виктимизации, которые характерны социаль­ным процессам и межличностным отношениям в целом по стране, либо в отдельно взятом регионе с учетом его специфи­ки.

Применительно к рассматриваемым преступлениям едва ли не главным фактором виктимизации стала сложившаяся в последние годы упадочная морально-психологическая атмос­фера, которая наблюдается в социальной среде.

Недовольство всем, что происходит в стране, несправед­ливость, которая процветает в сфере социального обеспечения и защиты интересов людей, низкий, если ни сказать нищен­ский уровень жизненного уровня у миллионов, с одной сто­роны, проповедь безнравственности потребительства, секса, насилие в средствах массовой информации, с другой стороны - все это озлобляет людей, вызывая эмоциональные стрессы, ссоры, вследствие чего совершаются многие насильственные преступления, в которых жертвами оказываются более слабые и малозащищенные.

Социальное неблагополучие и социальная незащищен­ность - один из важнейших факторов виктимизации в рос­сийской действительности сегодня. По оценкам исследова­телей, именно в низших и маргинальных слоях проявляется устойчивая тенденция к асоциальному поведению, где сложно увидеть разницу между преступником и потерпевшим, у них, как правило, схожие социальные деформации и стереотипы поведения. Так, по данным Абельцева, потерпевших из мар­гинальной среды характеризуют: «эгоистические привычки, потеря чувства ответственности, равнодушие к проблемам других людей, цинизм. Им присущи ослабленные чувства сты­да, долга, совести, а также несдержанность и конфликтность, грубость, агрессивность, лживость, ханжество, необразован­ность, невоспитанность.

Процесс виктимизации непосредственно связан с уров­нем жизни и доходов того или иного человека. Виктимность граждан находится в нелинейной зависимости к уровню их жизни. Наиболее виктимны лица с низким доходом; средний класс наименее виктимен; виктимность начинает возрастать по мере превышения среднего уровня доходности. Очень бога­тым лицам не удается снизить высокий уровень виктимности, несмотря на значительные меры предосторожности». Люди с достатком и все власть предержащие персоны, госчиновники оказались более виктимизированы, поэтому они обезопасили себя и свое жилище вооруженной охраной и ограждаются все­ми видами спецтехники, отчуждены от народа.

В последние годы намечается разрыв между ростом мате­риального состояния и духовной зрелостью человека. Сегод­ня отчетливо видно: многие трудности переходного периода рождены недостатком культуры и нравственности в самом широком ее понимании.

При этом необходимо подчеркнуть, что процесс мас­совой миграции детерминирует в равной мере процессы криминализации и виктимизации населения в странах, куда прибывают мигранты. Наиболее опасные последствия влечет нелегальная миграция, которая подпитывает маргинальную часть страны пребывания мигрантов новыми конфликтами (например, этнокультурными) и специфической околокри­минальной субкультурой.

Сами мигранты представляют собой социальную группу с повышенным риском уязвимости. Чаще всего, нелегальные иммигранты с самого начала оказываются в полной зависи­мости от транснациональной организованной преступности. Организованные преступные группы, занимающиеся неле­гальной миграцией, осуществляют перевозку мигрантов в стесненных, нездоровых и опасных условиях. Чтобы избежать столкновения с властями, контрабандисты могут бросить сво­их клиентов в пустыне без воды и пищи или выбросить их в открытое море.

На современном этапе наряду с увеличением нестабиль­ности российской государственности, порожденной экономи­ческим кризисом, неэффективностью законодательного меха­низма, регулирующего борьбу с преступностью, неясностью политической ситуации в стране, происходит лавинообразное нарастание конфликтной ситуации. В российской действи­тельности проблема конфликтов приобретает все большую остроту, конфликты и отношения напряженности стали везде­сущими, проявляются на разных уровнях и по своим генезису и содержанию весьма многообразны.

В этом плане наиболее проблематичным в политическом отношении регионов России является Северный Кавказ, пред­ставляющий собой уникальную культурную мозаику народов, в котором правительство России не имеет сегодня адекватной политики при сильно преувеличенном значении этнокультур­ного фактора как чуть ли не главной причины проблем и кон­фликтов на Северном Кавказе.

Особое место на Кавказе занимает Дагестан, представ­ляющий собой уникальнейший феномен лояльного взаимо­действия и одновременно этнической консолидации более 30 коренных этносов, компактно проживающих на сравнительно небольшой территории в 50,3 тысяч кв.м. Специфика влияния факторов и условий на виктимизацию от тяжких преступле­ний против личности в Дагестане обусловлена такими его при­знаками, как многонациональный состав населения, сложное геополитическое положение, отсталость в экономическом раз­витии. Кроме того, народам Дагестана генетически присуща аномальная агрессивность. А в той исторически сложившейся ситуации, когда межэтническая напряженность, чаще всего в результате недостаточно эффективного влияния федеральной власти, возросла до критической черты, и за которой начина­ются кровавые столкновения.

Конфликтность на Северном Кавказе обусловлена нали­чием кланов и борьбой между ними за власть. Снижение кон­фликтности находится в прямой зависимости от преодоления и ограничения клановости, принявшей устойчивую, долго­временную и гипертрофированную форму не только в Севе­рокавказском регионе, но и в целом в России. Противоречия и конфликты между кланами, созданными, как правило, на моноэтнической основе, на поверхности жизни часто выступа­ют как межэтнические. Указанные обстоятельства провоциру­ют перманентную конфликтность на весь период обозримого будущего.

Проблема конфликтности на межличностном уровне связана с таким фактором виктимизации, как провокация со стороны потерпевшего. В этой связи на предмет оценки про­вокации со стороны потерпевших в рамках настоящего иссле­дования были проведены социологические опросы. Опросом охвачено 150 сотрудников правоохранительной и судебной системы, а также 80 осужденных, отбывающих наказания за тяжкие преступления против личности. Задавались вопросы: «Какую роль провокация играет в механизме убийств и при­чинений тяжкого вреда здоровью человека?», «Что Вы понима­ете под провокацией изнасилования?», «Следует ли учитывать при назначении наказания, выборе его срока и вида провока­цию со стороны потерпевшего»? Выдвигалась гипотеза, что провокация является важнейшим мотивационным фактором в этиологии драк, приводящих к убийствам и причинениям вреда здоровью. Ответы респондентов распределись по этому вопросу так: 85 % из числа опрошенных сотрудников право­охранительных органов и судов подтвердили данное положе­ние, и только 54 % респондентов-осужденных согласились с этим. Более 21 % из числа сотрудников правоохранительной и судебной системы оценивают как провокационное такое по­ведение потерпевших от преступлений половой неприкосно­венности, при котором допускалась «рискованная ситуация». Для объективности опросов и получения максимально пра­вильного ответа, было дано пояснение, что представляет со­бой «рискованная ситуация». «Рискованная ситуация может складываться из таких обстоятельств, как место, время (время года, время суток и др.) и обстановка, в которых развиваются действие, интимная обстановка и, как говорят некоторые пси­хологи, эротическая настроенность или "сексуально напря­женная обстановка" (непристойные жесты или действия, как бы приглашающие к половой связи)». Интересно, что по дан­ному вопросу 42 % из числа осужденных отметили, что в ос­нове преступлений против половой неприкосновенности ле­жит безнравственное поведение потерпевшей и рискованная ситуация. По третьему вопросу «вилка» противоположности ответов невелика. Так, 56 % из числа опрошенных сотрудников правоохранительной и судебной системы ответили, что учет провокации со стороны потерпевшего в преступлениях про­тив личности в практике необходим. Примерно около 49 % осужденных считают, что при назначении наказания должно в обязательном порядке учитываться провокационное поведе­ние потерпевшего. При этом необходимо иметь в виду, что в виктимологическом плане провокация понимается широко и охватывает конфликтность, безнравственное поведение, а так­же неосторожность, неосмотрительность, оплошность со сто­роны потерпевших.

Способами разрешения конфликтов на всех уровнях все чаще становятся преступления (жертвы). Более того, в услови­ях обнищания населения, роста безработицы, бездомности и иной обездоленности, недостаточной защищенности граждан от преступности все большая часть населения начинает сотруд­ничать с преступниками, не доверяет правоохранительным органам, государству, создавая себе самоохрану («крышу»).

Следует отметить процессы самоорганизации части на­селения на неправовой, в том числе криминальной основе. Характерной особенностью региона становится социальное одобрение фактов расправы самих потерпевших с преступ­никами: лично через знакомых, близких людей, или на основе оплаты услуг наемника.

Существенно повысило степень уязвимости жителей Да­гестана перед тяжкими преступными посягательствами про­тив личности распространение терроризма и религиозного экстремизма. Следует отметить, что жертвами данных престу­плений нередко становились не только представители других конфессий, но и мусульмане, придерживающиеся традицион­ного для РД исламского вероучения.

Таким образом, наблюдающаяся в нашей стране на про­тяжении ряда лет активная криминальная виктимизация на­селения (в том числе от насильственной преступности) требует принятия более эффективных мер противодействия этому не­гативному явлению, которые могли бы обеспечить снижение у граждан риска стать жертвой преступных проявлений, при­вить им необходимые правила правильного поведения в пред­преступной и преступной ситуациях, освоить элементарные правила самозащиты, в том числе с использованием техниче­ских средств и методов, обеспечить правовую защиту прав и интересов криминальных жертв.

Рассматриваются объективные факторы виктимизации россиян и белорусов (особенности исторического развития, этнокультурные условия, особенности социальной, политической, экономической жизни народов). Представлены результаты эмпирического исследования субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов (428 жителей Москвы и Минска). Изучались психологические особенности людей, влияющие на способность к адаптации: тип ролевой виктимности, смысложизненные ориентации, жизнестойкость, особенности мотивационной сферы, сформированность преодолевающих стратегий поведения. Проведен сравнительный анализ системных проявлений виктимности у россиян и белорусов.

Ключевые слова: виктимизация, жертва, объективные факторы виктимизации, субъективные факторы виктимизации

Постановка проблемы

Виктимизация - процесс и результат превращения человека или группы людей в жертв неблагоприятных условий социализации под влиянием объективных и субъективных факторов [Козырев, 2008; Миллер, 2006; Мудрик, 2000; Ривман, 2002].

Особенно актуальной данная тема стала в «эпоху перемен». Распад Советского Союза, вооруженные конфликты, катастрофы, кризисы и многие другие потрясения перестроечного периода обладают деструктивным воздействием и способствуют виктимизации больших групп людей [Ривман, 2002; Мудрик, 2000; Hiroto,Seligman, 2001]. Наряду с этим массовая миграция из бывших республик, обострение многочисленных этнических конфликтов с проявлением элементов ксенофобии, русофобии и многие другие ситуации относят к объективным факторам виктимизации народов постсоветского пространства [Миллер, 2006; Мудрик, 2000; Сургуладзе, 2010]. Данные неблагоприятные условия могут служить своеобразным индикатором виктимности людей и выявляют потенциальных жертв.

Субъективные факторы виктимизации являются едва уловимыми, скрытыми, а потому трудоемкими для изучения. К ним относят особенности менталитета того или иного народа, психологические особенности людей, влияющие на способность к адаптации (смысложизненные ориентации, жизнестойкость, особенности мотивационной сферы, сформированность тех или иных преодолевающих стратегий поведения и многое другое). Виктимизация, как справедливо указывает Д.Ривман, объединяющая в себе динамику (реализацию виктимности) и статику (уже реализованную виктимность), являет собой некую материализацию субъективных (личностных) и объективных (ситуативных) виктимных (виктимогенных) потенций [Ривман, 2002, с. 80]. Осознание этого способствует наиболее полному и адекватному анализу процесса виктимизации целых групп людей.

Однако в настоящий момент большинство исследований направлено преимущественно на поиск объективных причин виктимизации, упускается важнейшая психологическая составляющая данного процесса. Слабо изучены вопросы субъективных и объективных факторов виктимизации этнических групп. Не обнаружено сравнительных исследований виктимизации и причин, ее порождающих, у россиян и белорусов, хотя существует множество не подтвержденных эмпирическим путем бездоказательных «штрихов к портрету» этих двух народов.

Во-первых, это связано с тем, что в науке по-прежнему при разработке проблемы виктимизации акцент смещается в сторону криминальных и экстремальных ситуаций, порождающих потенциальные жертвы преступлений и несчастных случаев. Хотя вопросами психологизации поставленной проблемы задавались еще со времен Э.Крепелина (1900) [Крепелин, 2007]. На психологизации проблемы жертвы настаивали К.Юнг (1914) [Юнг, 1994], А.Адлер (1926) [Адлер, 1997], И.Павлов (1916) [Павлов, 2001], Л.Выготский (1924) [Выготский, 2003] и другие. Об этом постоянно пишут современные специалисты в области виктимологии, криминологии [Ривман, 2002; и др.], остро ощущая недостаточную психологическую разработанность данной темы. Во-вторых, проблема специфики проявления виктимности и причин, ее порождающих, в различных экономических, политических, культурных условиях до недавнего времени была «закрытой» для обсуждения в широких научных кругах. В-третьих, исследование виктимизации россиян и белорусов представляется довольно сложной задачей в силу близости генотипа, культуры, языка, общности исторического развития этих народов.

Субъективные и объективные факторы виктимизации россиян и белорусов

К настоящему времени в психологии сложились относительно благоприятные предпосылки для исследования субъективных и объективных факторов виктимизации россиян и белорусов.

Стали доступными для анализа работы зарубежных психологов, посвященные изучению «загадочной русской души» [Эриксон, 2000]. Еще в 1950 году Э.Эриксон в своих «концептуальных путевых заметках» (E.Erikson. Childhood and Society) поднимал вопрос о русской душе как душе «спеленатой». Традицию тугого пеленания в русских семьях рассматривал в исторической и политической плоскостях, как часть системы, которая помогала поддерживать и продлевать русское сочетание рабства с «душой» [Эриксон, 2000], тем самым подчеркивая неистребимую способность русского человека быть жертвой.

Появились работы белорусских историков и культурологов, в которых более четко обозначились мотивы этнической виктимизации, способствующие навязыванию и закреплению виктимных свойств белорусского народа, среди которых беспомощность, «памяркоунасть» (пассивность, нежелание действовать), ущербность, «мягкотелость», «недалекость», «забитость», неполноценность, страх и т.п. [Буховец, 2009; Дубянецкий, 1993; Литвин, 2002].

В психологии накоплены исследования специфических характеристик советского человека [Ротенберг, 2000; Фромм, 2000], на основании которых ученые пишут о сформировавшемся менталитете жертвы в период тоталитарного контроля государства над всеми аспектами жизни советского общества. Идеи влияния типа общества (модернизированное или тоталитарное) на появление того или иного типа жертвы появились и в современной отечественной социальной педагогике [Мудрик, 2000]. В последние десятилетия проведено множество социологических исследований, позволяющих выявить социально-политические, социокультурные условия развития белорусов и россиян [Николюк, 2009; Сикевич, 2007; Соколова, 2010; Титаренко, 2003] и их влияние на развитие и поддержание виктимности.

В современной психологии показано влияние различных ситуаций (от ситуаций повседневности до ситуаций крайней степени сложности) на виктимное поведение людей [Осухова, 2005], что свидетельствует о том, что современные люди не обладают определенными качествами, обеспечивающими их эффективное функционирование. На примере чернобыльской катастрофы рассматривается процесс формирования синдрома «вечной жертвы» [Саенко, 1999] у славянских народов.

Оживился интерес к проблемам национального характера белорусов и россиян послеперестроечного времени [Бобков, 2005; Мнацаканян, 2006; Науменко, 2008; Пезешкиан, 1999; Титаренко, 2003], в которых подчеркивается «парадоксальность» [Мнацаканян, 2006; Титаренко, 2003], мультикультурализм [Пезешкиан, 1999], «транскультурность» [Бобков, 2005] менталитета двух народов.

Цель исследования

В данной работе исследуется сочетание субъективных и объективных факторов виктимизации россиян и белорусов.

1. Проанализированы научные работы, в той или иной степени освещающие объективные факторы виктимизации россиян и белорусов (микро- и макрофакторы), к которым относят особенности исторического развития, этнокультурные условия, особенности социальной, политической, экономической жизни народов.

2. Описано эмпирическое исследование субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов (психологические особенности людей, влияющие на способность к адаптации), к которым мы отнесли: тип ролевой виктимности, смысложизненные ориентации, жизнестойкость, особенности мотивации, уровень сформированности преодолевающих стратегий поведения.

3. Представлены результаты сравнительного анализа системных проявлений виктимности у белорусов и россиян с учетом того, что субъективные виктимогенные факторы чувствительны к различным явлениям общественной, социальной, экономической и политической жизни, в частности в России и Белоруссии.

Методы

В исследовании приняли участие 428 человек, жителей двух столиц - Москвы и Минска. Подвыборки были сбалансированы по полу, возрасту, образованию, социальному положению. Возраст принявших участие в исследовании мужчин - от 20 до 40 лет (средний возраст - 27 лет). Возраст женщин - от 20 до 43 лет (средний возраст - 28 лет). В состав выборки вошли студенты различных специальностей, служащие, учителя, воспитатели, военные, медицинские работники, рабочие и др.

Опросники предъявлялись как индивидуально, так и в небольших по размеру группах. Продолжительность процедуры исследования составляла от 20 до 30 минут. Исследование проводилось с декабря 2010 по февраль 2011 года.

Для исследования субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов использовались следующие методики: опросник «Тип ролевой виктимности» М.Одинцовой [Одинцова, 2010]; Тест жизнестойкости Д.Леонтьева, Е.Рассказовой [Леонтьев, Рассказова, 2006]; Тест смысложизненных ориентаций (СЖО) Д.Леонтьева [Леонтьев, 2006]; методика изучения мотивационной сферы личности В.Мильмана [Мильман, 2005]; опросник «Типы поведения и реакций в стрессовых ситуациях» Т.Крюковой [Крюкова, 2005].

При обработке данных использовался пакет статистических программ Statistica 8.0.

Результаты и обсуждение

Ролевая виктимность - предрасположенность индивида в силу специфических субъективных и неблагоприятных объективных факторов продуцировать тот или иной тип поведения жертвы, выражающийся в позиции либо статусе жертвы, а также в их динамическом воплощении, то есть в игровой или социальной ролях жертвы [Одинцова, 2010]. Между обследованными группами россиян и белорусов с использованием критерия t-Стьюдента выявлены значимые различия по шкалам ролевой виктимности (см. табл. 1).

Таблица 1
Сравнительный анализ субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов

Факторы виктимизации	Средние		t	p
	Белорусы	Россияне
Тест жизнестойкости
Вовлеченность	35,42	37,44	-1,649	0,050
Контроль	29,66	31,31	-1,399	0,081
Принятие риска	16,58	18,36	-2,327	0,010
Жизнестойкость	81,39	86,84	-1,993	0,024
Типы поведения и реакций в стрессовых ситуациях
Копинг, ориентированный на задачу	41,86	43,74	-1,499	0,067
Копинг, ориентированный на эмоции	27,51	23,92	2,444	0,007
Копинг, ориентированный на избегание	30,86	28,67	1,672	0,048
Тест смысложизненных ориентаций
Цель	31,97	32,64	-0,661	0,254
Процесс	31,60	31,18	0,321	0,374
Результат	25,23	27,19	-2,547	0,005
Локус контроля - Я	20,89	22,07	-1,583	0,057
Локус контроля - жизнь	29,85	30,82	-0,927	0,177
Смысложизненные ориентации	98,19	105,10	-2,588	0,005
Тип ролевой виктимности
Игровая роль жертвы	3,85	3,44	1,679	0,047
Социальная роль жертвы	2,72	2,83	-0,444	0,328
Позиция жертвы	1,79	1,43	1,646	0,050
Статус жертвы	1,75	1,89	-0,771	0,220
Ролевая виктимность	9,95	9,59	0,588	0,278
Методика изучения мотивационной сферы личности
Стремление к социальному статусу и престижу	7,80	6,62	3,522	0,000
Стремление к общей активности	6,97	7,59	-2,092	0,018
Стремление к творческой активности	6,75	7,52	-2,190	0,014
Полезность и значимость своей деятельности	6,25	7,10	-2,429	0,007

Примечания. t - критерий Стьюдента; p - уровень значимости различий.

Сравнительный анализ данных показал, что игровая роль жертвы как единица анализа свободных, ситуативных, взаимовыгодных и легко принимаемых членами межличностного взаимодействия ролевых отношений, согласующихся с внутренними особенностями виктимного индивида (инфантильность, манипулятивность, беспомощность и др.), имеющих в своей основе скрытую мотивацию и гармонично вписывающихся в проигрываемую ситуацию, в большей степени выражена в поведении белорусов, чем россиян (t = 1,67, р = 0,04). Эти результаты согласуются с данными, полученными нами в исследовании, проведенном в 2009 году (N = 525), в котором также были выявлены достоверные различия по критерию t-Стьюдента на уровне значимости 0,02. Детальный анализ представлен в работе М.А.Одинцовой, Е.М.Семеновой «Преодолевающие стратегии поведения белорусов и россиян» [Одинцова, Семенова, 2011].

Белорусы чаще россиян прибегают к идентификации себя с жертвой, что приводит к усвоению личностных смыслов последней. Это означает, что игровая роль жертвы мотивирует белорусов на использование внешних ресурсов для защиты внутренней проблемы. К основным характеристикам игровой роли жертвы можно отнести инфантилизм, боязнь ответственности, рентные установки, умения манипулировать, беспомощность и т.п. Следует отметить особую пластичность и изобретательность игровой роли жертвы, позволяющие довольно «успешно» адаптироваться в любых условиях. Однако такая адаптация, ориентированная на консервативную и регрессивную стратегии, создает лишь иллюзию ее успешности.

Кроме этого, наше исследование показало, что позиция жертвы, как воплощение игровой роли жертвы, стойкое образование, характеризующееся совокупностью закрепившихся рентных установок, которые с повышением прочности игровой роли подвергаются постепенному разрушению, также более ярко выражена у белорусов, в отличие от россиян (t = 1,64, р = 0,05). Все характеристики, свойственные людям с игровой ролью жертвы, сохраняются, закрепляются, приобретают экспрессивный характер. Белорусам свойственно в большей степени, чем россиянам, демонстрировать свои страдания и несчастья, жаловаться, обвинять других, считать, что жизнь к ним несправедлива, но при этом оставаться пассивными и беспомощными наблюдателями за происходящим.

Анализ результатов по методике «Тип ролевой виктимности» показал, что позиция жертвы и ее динамическое воплощение (игровая роль жертвы) в большей степени выражены в поведении белорусов. Эти результаты в полной мере согласуются с данными социологических исследований белорусских коллег Г.Соколовой, Л.Титаренко, М.Фабрикант [Соколова, 2010; Титаренко, 2003; Фабрикант, 2008]. Так, по данным Г.Соколовой, многие белорусы нацелены в основном на патерналистские ожидания помощи, льгот, компенсаций, иждивенчество, ничегонеделание, в лучшем случае на поиск форм жизнедеятельности, позволяющих с минимальными затратами поддерживать достигнутый уровень [Соколова, 2010, с. 40]. Общественная и политическая жизнь у значительной части белорусов вызывает безразличие, они в основной своей массе предпочитают «позицию критичного и оценивающего наблюдателя» [Фабрикант, 2008, с. 260]. «Абыякавасть» (безразличие) как национальная черта белорусов подчеркивается большинством современных исследователей [Бобков, 2005; Соколова, 2010; Титаренко, 2003], а это считается одной из составляющих виктимности.

Выраженный уровень ролевой виктимности среди белорусов можно объяснить социополитическими причинами. Так, например, И.Бибо [Бибо, 2004]; А.Миллер [Миллер, 2006]; В.Сургуладзе [Сургуладзе, 2010] и др. придерживаются мнения, что развитию «виктимного синдрома малой нации» [Сургуладзе, 2010, с. 85] может способствовать долгая жизнь в окружении более сильных и активных народов, отсутствие собственной государственности, недостаток национальной идентичности и национального достоинства [Там же]. И.Литвин считает, что значительное место в системе воспитания комплекса неполноценности у белорусов занимает наука, которая представляла белорусов «недалекими и отсталыми лапотниками», а Беларусь - как «один из самых нищих и отсталых краев царской России» [Литвин, 2002].

Сохранившаяся в Белоруссии система подавления лишь усугубляет ситуацию. Многочисленными исследованиями доказано, что любое подавление препятствует адекватному разрешению проблем. Невозможность преодоления ситуаций подавления длительное время создает беспомощность целых социальных групп. Беспомощность белорусов - явление, которое включается в белорусскую культуру и становится национальной чертой. Большинство белорусов примиряются со своей судьбой, пассивно ей покоряются и уже даже не пытаются искать выхода. Социологические опросы общественного мнения по тем или иным социальным, экономическим и политическим проблемам лишь подтверждают это [Николюк, 2009; Соколова, 2010; Титаренко, 2003]. Однако, как пишет Ю.Чернявская, недостатки народа - продолжение его достоинств [Чернявская, 2000]. Некоторое безразличие к происходящему, бесконфликтность, пассивность белорусов находят свое продолжение в высокой толерантности и их исторически выработанной высокой адаптивности к изменениям условий жизни [Титаренко, 2003].

Игровая роль жертвы, ставшая образом жизни белорусов, действительно способствует адаптации, носящей несколько консервативный и регрессивный характер. Происходит стагнация личностных ресурсов, поведение характеризуется бездействием, равнодушием, избеганием, но позволяет народу «выживать» в любых условиях. Возможно, подобный ситуативный способ адаптации оправдан для сложившейся непростой ситуации в Белоруссии и вполне устраивает этот удивительно миролюбивый и адаптивный народ. Такой способ помогает избежать дезорганизации,нестабильности, неустойчивости, непоследовательности и беспорядков в организации их жизни.

Для более точного анализа субъективных причин психологической виктимности россиян и белорусов нами был сделан сравнительный анализ по тесту жизнестойкости [Леонтьев, Рассказова, 2006], который показал, что россияне в большей степени вовлечены в происходящее и открыты опыту, чем белорусы (t = -1,64, р = 0,05). Явные различия между белорусами и россиянами обнаружены и по шкале «Принятие риска» (t = -2,32, р = 0,01). В целом по тесту жизнестойкости белорусы показали более низкие баллы, чем россияне. Получены достоверные различия по t-критерию Стьюдента на уровне значимости 0,02. Белорусам в большей степени свойственны стремление к комфорту и безопасности, мечты о размеренной спокойной жизни и т.п. Возможно, данные потребности (комфорт, безопасность и т.п.) не находят своего удовлетворения в реальной жизни современных белорусов, возможно, это связано с их национальным характером. В исследованиях З.Сикевич, С.Ксензова [Сикевич, 2007; Ксензов, 2010] показано, что белорусы отличаются спокойствием, консервативностью, миролюбием, им свойственна настроенность на компромисс, они отвергают такие качества, как стремление к риску и конфликтность. Список национальных качеств белорусов продолжает О.Батраева, утверждая, что рассудительность белорусов не позволяет им рисковать [Батраева, 2010].

Россияне в большей степени, чем белорусы, вовлечены во взаимодействие с окружающим миром, переживают сопричастность с жизненными событиями, положительно оценивают себя, интересуются происходящим, готовы рисковать, даже если успех не обеспечен. Это подтверждается исследованиями коллег, которые показали, что современный россиянин стал совершенно другим, абсолютной противоположностью тому, о чем когда-то писали И.Павлов [Павлов, 2001], Э.Эриксон [Эриксон, 2000], классики русской литературы (М.Горький, Ф.Достоевский, А.Чехов и др.), исследователи первого перестроечного десятилетия [Бурно, 1999; Пезешкиан, 1999].

В поисках русского национального характера в 2009 году группой ученых было проведено широкомасштабное исследование. Авторы [Аллик и др., 2009] собрали картину современного русского и сделали следующий вывод. Типичный русский - это личность, которая редко испытывает депрессию или чувство неполноценности [Там же]. Это волевой, поспешный в принятии решений, доминирующий человек. Самая «выпуклая» [Аллик и др., с. 14], как пишут исследователи, характеристика типичного русского, которая отличает его от других наций, - открытость, что подтвердилось и в нашем исследовании (по шкале «Вовлеченность» теста жизнестойкости россияне набрали более высокие баллы, чем белорусы).

По методике смысложизненных ориентаций [Леонтьев, 2006] также обнаружены значимые различия между белорусами и россиянами по шкале «Результат» (t = -2,54, р = 0,005) и по общему уровню СЖО (смысложизненные ориентации как высший уровень самореализации личности) (t = -2,58, р = 0,005). Белорусы не удовлетворены своей самореализацией и считают свою жизнь недостаточно продуктивной. Эти данные дополняются показателями некоторых шкал методики В.Мильмана [Мильман, 2005]. У белорусов в меньшей степени, чем у россиян, реализованы потребности в ощущении полезности и значимости своей деятельности (t = -2,42, р = 0,007), что подчеркивает осознание ими бессмысленности и бесполезности своей самореализации.

Дальнейший анализ полученных по методике В.Мильмана данных показал, что белорусам в меньшей степени, чем россиянам, свойственно стремление к общей (t = -2,09, р = 0,018) и к творческой (t = -2,19, р = 0,014) активности. Мотивация общей активности, отражающая энергичность, стремление приложить свою энергию и умения в той или иной сфере деятельности, выносливость, упорство, возможно, противодействие [Приводится по: Мильман, 2005] у белорусов выражена гораздо слабее, чем у россиян. Аналогичные выводы можно сделать и о мотивации творческой активности, которая отражает стремление людей использовать свою энергию и возможности в той сфере, где можно получить некие творческие результаты [Там же]. Эти показатели в некоторой степени согласуются с данными мониторинга (2002-2008 гг.) Г.Соколовой. Так, ценность интересной и содержательной работы не становится более популярной среди белорусов. Ее выделяют всего 9,7%. На первом месте для белорусов по-прежнему стоят ценности хорошего заработка (86,9%). Катастрофически в течение всего периода мониторинга падают такие ценности, как соответствие работы способностям (с 73,2% в 2002 г. до 17,5% в 2007 г.); инициативность и относительная независимость (с 74% в 2002 г. до 27,9% в 2007 г.) [Соколова, 2010, с. 38].

Одновременно с этим наше исследование показало, что у белорусов в большей степени, чем у россиян, выражена статусно-престижная мотивация (t = 3,52, p = 0,0002), то есть мотивы поддержания жизнеобеспечения и комфорта в социальной сфере. В ней, по мнению В.Мильмана, отражается стремление субъекта получать внимание окружающих, престиж, положение в обществе, влияние и власть [приводится по: Мильман, 2005]. Мы можем лишь предположить, что у белорусов в отличие от россиян данные потребности являются недостаточно реализованными, а потому настоятельно требуют своего удовлетворения. Хотя данные мониторинга Г.Соколовой лишь частично подтверждают наши предположения. Так, к хорошим условиям труда и комфорту стало стремиться в два раза больше белорусов (68%) по сравнению с 2002 г. Несколько выросло стремление белорусов к престижной, статусной работе (с 6,8% в 2002 г. до 13,5% в 2007 г.) [Соколова, 2010], но оно стоит далеко не на первом месте по степени значимости. Эти потребности: «занимать престижное положение в обществе», «иметь комфортные условия», но при этом не проявлять никакой инициативы и активности, очередной раз подтверждают мысль Л.Титаренко о «парадоксальности» [Титаренко, 2003] сознания современных белорусов.

Далее был сделан анализ преодолевающих стрессы стратегий поведения россиян и белорусов, который позволил выявить, что белорусы чаще россиян в стрессовых ситуациях прибегают к такой частично адаптивной копинг-стрессовой поведенческой стратегии, как избегание(t = 1,67, р = 0,048). Им свойственен уход и отвлечение от проблем. Они предпочитают не задумываться о трудностях, используя различные формы отвлечения, в том числе социального. Вместе с этим белорусы чаще россиян используют и такой тип неадаптивного копинга, как ориентированный на эмоции (t = 2,44, р = 0,007). Они чаще россиян при столкновении с трудными жизненными ситуациями центрируются на страданиях, склонны погружаться в свою боль и пессимистически оценивать происходящее. Эти данные полностью подтвердили полученные нами в аналогичном исследовании в 2009 году, в котором также были выявлены достоверные различия в выборе копинга, ориентированного на избегание, и копинга, ориентированного на эмоции, белорусами и россиянами по t-критерию Стьюдента на уровне значимости 0,01 и 0,039 соответственно. Детальный анализ представлен в работе М.А.Одинцовой, Е.М.Семеновой «Преодолевающие стратегии поведения белорусов и россиян» [Одинцова, Семенова, 2011].

Выводы

Результаты проведенного сравнительного исследования субъективных и объективных факторов виктимизации россиян и белорусов позволяют заключить следующее.

1. Анализ субъективных факторов виктимизации показал, что игровая роль жертвы становится «излюбленным» способом адаптации белорусов. Подобная адаптация носит несколько консервативный и регрессивный характер, происходит стагнация личностных ресурсов, блокируется стремление к более высокому уровню и качеству жизни. Постепенно четче вырисовываются черты виктимности белорусов (безразличие к происходящему; боязнь рисковать; избегание, уход от проблем и трудностей; нежелание действовать, проявлять активность и инициативу; неудовлетворенность своей самореализацией и продуктивностью своей жизни; стремление к комфорту и т.п.). Активизируются рентные установки, выражающиеся в утилитарном подходе к своему бедственному положению; в ощущении себя особенно пострадавшими и беспомощными; в фокусировании психической активности на страданиях; в беспомощности, пассивности и безразличии («абыяковости»). Вместе с тем адаптация белорусов через игровую роль жертвы исторически и психологически вполне оправданна, потому что позволяет белорусскому народу «выживать» в любых условиях, помогает избежать дезорганизации,нестабильности, неустойчивости, непоследовательности в жизни.

2. К объективным факторам виктимизации можно отнести особенности исторического развития, этнокультурные условия, особенности социальной, экономической и политической жизни народов. Объективным макрофактором виктимизации белорусов является историческое развитие народа. Считаясь одним из «самых отсталых краев царской России» [Литвин, 2002], Беларусь издавна была наделена стигмой неполноценности, ущербности, а в более мягком варианте - «многострадательности» [Там же]. Все это лишь поддерживает и закрепляет виктимный синдром в современных белорусах. Сегодняшнее, несколько снисходительное и попустительское, отношение к белорусскому народу как к «младшему брату» со стороны России, с одной стороны, можно сравнить с «неправильным воспитанием», способствующим поддержанию застарелого комплекса неполноценности и оттачиванию умений манипулировать более сильным и развитым окружением («старшим братом»). С другой стороны, превращение «младшего брата» в беспомощную, инфантильную жертву оказывается взаимовыгодным для обеих сторон. Так, слабая и беспомощная «жертва» в трудных жизненных ситуациях, как правило, вызывает сочувствие и может претендовать на немыслимые компенсации. При этом «старший брат» для преодоления чувства вины и поддержания своего превосходства вынужден возмещать любые потери.

Эти социально-политические коллизии подобны процессу, отраженному в знаменитом треугольнике Э.Берна, в котором наглядно представлены взаимовыгодные, но неконструктивные отношения между жертвой, спасителем, агрессором [Берн, 2008]. Кроме этого, система подавления, сохранившаяся в Белоруссии, препятствует проявлению активности, формирует безразличие, пассивность, покорность и создает благоприятные условия для поддержания синдрома «вечной жертвы» [Саенко, 1999] в белорусах. На фоне всего этого чернобыльская трагедия, усилившая в свое время стигму жертвы в белорусах, кажется совершенно безобидным фактором виктимизации.

3. К объективным микрофакторам виктимизации можно отнести этническое самосознание народа. Этническое самосознание как представление о собственной сущности, о своем положении в системе взаимодействий с другими народами, о своей роли в истории человечества, включая осознание права на независимость и на создание самобытной этнической культуры [приводится: по Чернявской, 2000], у белорусов является более размытым, чем у россиян. Россияне всегда считали себя великим народом, способным менять мир; такое восприятие подкрепляется величайшими изобретениями, открытиями, победами, свершениями.

Во всех без исключения проанализированных источниках [ Батраева, 2010; Бобков, 2005; Буховец, 2009; Дубянецкий, 1993; Литвин, 2002; Науменко, 2008; Носевич, 1998; Титаренко, 2003; Фабрикант, 2008; Чернявская, 2000] отсутствие национального самосознания белорусов обозначается как одна из основных проблем белорусской нации, до сих пор вынужденной отстаивать право на существование. Отсутствие собственного языка («трасянка», на которой белорусы не хотят говорить), размытость национальной принадлежности, нечеткость национальной идеи и многое другое связано с историческими процессами. Становление белорусской нации происходило исключительно в полиэтническом, как пишет Ю.Чернявская (поликультурном, полиязыковом, поликонфессиональном) [Чернявская, 2000] социуме, что не может не сказываться на национальном самосознании. Белорусский «денационализированный» народ, лишенный национальной идентичности, национального самосознания, чувствует себя «одиноким и беспомощным винтиком» [Литвин, 2002]. В такой ситуации разобщенности «потенциал нации близок к нулю» [Там же].

Заключение

Субъективные факторы виктимизации чувствительны к различным явлениям в общественной жизни населения России и Белоруссии. В данной работе нами были уточнены результаты проведенного ранее исследования [Одинцова, Семенова, 2011]. По результатам анализа в обоих исследованиях были выявлены некоторые закономерности в проявлении тех или иных сторон виктимности у россиян и белорусов.

Значимые различия между выборками россиян и белорусов, полученные по шкале «игровая роль жертвы», объясняются многими объективными микро- и макрофакторами виктимизации - этнокультурными условиями, особенностями исторического развития, социальной, политической, экономической жизни народов. Имеются выраженные различия между белорусами и россиянами по предпочтениям тех или иных копинг-стратегий поведения в стрессовых ситуациях. Белорусы чаще россиян прибегают к копингам, ориентированным на избегание, и копингам, ориентированным на эмоции.

Некоторое дистанцирование и отстраненность от проблем могут быть связаны с особенностями национального характера белорусов, их пассивностью, миролюбием и толерантностью. Белорусы более пессимистично, чем россияне, оценивают происходящее и погружаются в свои страдания. Комплекс «страдальчества», обусловленный исторически, в стрессовых ситуациях у белорусов обостряется.

В целом выделенные в данном исследовании характеристики в совокупности с ранее полученными данными [Одинцова, Семенова, 2011] позволили более четко обозначить субъективные факторы виктимизации белорусов и россиян.

Адлер А. Наука жить / пер. с нем. А.Юдина. Киев: Port-Royal, 1997. С. 57-62.

Аллик Ю. , Мыттус Р. , Реало А. , Пуллманн Х. , Трифонова А. , МакКрэй Р. , Мещеряков Б. Конструирование национального характера: свойства личности, приписываемые типичному русскому // Культурно-историческая психология. 2009. N 1. C. 2-18.

Батраева О. Беларусь как социокультурный тип в контексте восточного славянства // Беларуская думка. 2010. N 2. С. 102-107.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры / пер. с англ.: Л.Ионин. М.: Эксмо, 2008.

Бибо И. О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских государств // Избранные эссе и статьи: сб. ст. / пер. с венг. Н.Надь. М.: Три квадрата, 2004. С. 155-262.

Бобков И. Этика пограничья: транскультурность как белорусский опыт // Перекрестки. Журнал исследований восточноевропейского пограничья. 2005. N 3/4. С. 127-137.

Бурно М. Сила слабых. М.: ПРИОР, 1999.

Буховец О. Историоописание постсоветской Беларуси: демифологизация, «ремифологизации» // Национальные истории на постсоветском пространстве: сб. ст. М.: АИРО XXI, 2009. С. 15-31.

Выготский Л. Основы дефектологии. СПб.: Лань, 2003.

Дубянецкий Э. Понемногу исчезают черты рабства. Менталитет белорусов: попытка историко-психологического анализа // Беларуская думка. 1993. N 6. С. 29-34.

Козырев Г. «Жертва» как феномен социально-политического конфликта (теоретико-методологический анализ): автореф. дис. … д-ра социол. наук. М., 2008.

Крепелин Э. Введение в психиатрическую клинику / пер. с нем. М.: БИНОМ, 2007.

Крюкова Т. Методология исследования и адаптация опросника диагностики совладающего (копинг) поведения // Психологическая диагностика. 2005. N 2. С. 65-75.

Ксензов С. Особенности формирования базовых институтов малых наций (на примере Беларуси) // Журнал институциональных исследований. 2010. Т. 2. N 3. С. 144-152.

Леонтьев Д., Рассказова Е. Тест жизнестойкости. М.: Смысл, 2006.

Леонтьев Д. Тест смысложизненных ориентаций. М.: Смысл, 2000.

Литвин И. Затерянный мир. Или малоизвестные страницы белорусской истории [Электронный ресурс]. Минск, 2002. URL: http://lib.ru/POLITOLOG/litwin.txt (дата обращения: 22.08.2011).

Мильман В. Мотивация творчества и роста. Структура. Диагностика. Развитие. Теоретическое, экспериментальное и прикладное исследование диалектики созидания и потребления. М.: Мирея и Ко, 2005.

Миллер А. Империя Романовых и национализм. М.: Новое литературное обозрение, 2006.

Мнацаканян М. Парадоксальный человек в парадоксальном мире // Социологические исследования. 2006. N 6. С. 13-19.

Мудрик А.В. Социальная педагогика / под ред. В.А.Сластенина. М.: Академия, 2000.

Науменко Л. Этническая идентичность белорусов: содержание, динамика, региональная и социально-демографическая специфика // Беларусь и Россия: социальная сфера и социокультурная динамика: сб. науч. трудов. Минск: ИАЦ, 2008. С. 111-132.

Николюк С . Белорусское зеркало // Вестник общественного мнения. 2009. N 2. С. 95-102.

Носевич В. Белорусы: становление этноса и «национальная идея» // Белоруссия и Россия: общества и государства: сб.ст. М.: Права человека, 1998. С. 11-30.

Одинцова М. Многоликость жертвы или Немного о великой манипуляции. М.: Флинта, 2010.

Одинцова М., Семенова Е. Преодолевающие стратегии поведения белорусов и россиян // Культурно-историческая психология. 2011. N 3. С. 75-81.

Осухова Н. Психологическая помощь в трудных и экстремальных ситуациях. М.: Академия, 2005.

Павлов И. Рефлекс свободы. СПб.: Питер, 2001.

Пезешкиан X. Терапевтические отношения и российский менталитет с транскультуральной точки зрения // Первая всемирная конференция по позитивной психотерапии: тезисы докл. (Санкт-Петербург, 15-19 мая). СПб.,1997. С. 47-74.

Перлз Ф. Внутри и вне помойного ведра / пер. с англ. СПб.: Петербург XXI век, 1995.

Ривман Д. Криминальная виктимология. СПб.: Питер, 2002.

Ротенберг В. Образ Я и поведение. Иерусалим: Маханаим, 2000.

Саенко Ю. Постчернобыльская фаза пострадавших: самоспасение, самореабилитация, самозащита, самосохранение. Киев: Ин-т социологии НАНУ, 1999. С. 473-490.

Сикевич З. Русские, украинцы и белорусы: вместе или врозь? // Социологические исследования. 2007. N 9. С. 59-67.

Соколова Г. Социально-экономическая ситуация в Белоруссии с позиции культурной травмы // Социологические исследования. 2010. N 4. C. 33-41.

Сургуладзе В. Грани российского самосознания. Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России. М.: W.Bafing, 2010.

Титаренко Л. «Парадоксальный белорус»: противоречия массового сознания // Социологические исследования. 2003. N 12. С. 96-107.

Уайт С., Макалистер Й. Беларусь, Украина и Россия: Восток или Запад? / пер. с англ. Д.Волкова и А.Моргуновой // Вестник общественного мнения. 2008. N 3. С. 14-26.

Фабрикант М. Нарративный анализ национальной идентичности как теоретического конструкта и эмпирического феномена // Зборнік навуковых прац Акадэміі паслядыпломнай адукацыі. Мінск: АПА, 2008. С. 255-268.

Фромм Э. Может ли человек преобладать? / пер. с англ. С.Барабанова и др. М.: АСТ, 2000.

Циринг Д. Выученная беспомощность и жизненные события // Вестник Института психологии и педагогики. 2003. Вып. 1. С. 155-159.

Чернявская Ю. Народная культура и национальные традиции. Минск: Беларусь, 2000.

Эриксон Э. Детство и общество / пер. с англ. А.Алексеева. СПб.: Летний сад, 2000.

Юнг К. Проблемы души нашего времени / пер. А.Боковникова // Проблема души современного человека. М.: Прогресс, 1994. С. 293-316.

Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. New Jersey: Prentice-Hall, 1963.

Hiroto D., Seligman M. Generality of learned helplessness in man // Journal of Personality and Social Psychology. 1975. Vol. 31. P. 311-327.

Hiroto D., Seligman M. Ethnopolitical warfare: Causes, consequences, and possible solutions . Washington, DC: APA Press, 2001.

Сведения об авторе

Одинцова Мария Антоновна. Кандидат психологических наук, доцент, кафедра социальной психологии, факультет психологии. Университет Российской академии образования, ул. Краснобогатырская, д. 10, 107564 Москва, Россия.
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Ссылка для цитирования

Стиль сайт
Одинцова М.А. Субъективные и объективные факторы виктимизации россиян и белорусов. Психологические исследования, 2012, No. 1(21), 5.. 0421200116/0005.

ГОСТ 2008
Одинцова М.А. Субъективные и объективные факторы виктимизации россиян и белорусов // Психологические исследования. 2012. № 1(21). С. 5. URL: (дата обращения: чч.мм.гггг). 0421200116/0005.

[Последние цифры - номер госрегистрации статьи в Реестре электронных научных изданий ФГУП НТЦ "Информрегистр". Описание соответствует ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка". Дата обращения в формате "число-месяц-год = чч.мм.гггг" - дата, когда читатель обращался к документу и он был доступен.]

Во все времена существовали преступник и его жертва. Но лишь в ХХ веке закономерность оформилась в единое понятие, послужившее началом такого предмета исследования, как виктимология. Основа теории состоит в том, что любая жертва обладает неким набором характеристик, которые заставляют ее стать объектом совершенного преступления. Однако обо всем подробнее.

Области изучения

Прежде чем говорить о таком как виктимизация, а также выявлять причины ее развития и влияния на остальные процессы развития социума, необходимо уточнить основные понятия этого термина. Надо сказать, что данной проблемой занимаются такие сферы научного знания, как психология, социология, педагогика, юриспруденция и т. д., что возводит эту тему в ряды актуальнейших.

Общее понятие

Виктимизация - это при котором лицо превращается в жертву преступления. Проще говоря, это результатом действий преступника по отношению к жертве. Здесь же стоит определить понятие виктимности. Под ней понимается склонность к тому, чтобы стать жертвой. Таким образом, виктимизация и виктимность являются неразрывными понятиями, при которых первое является характеристикой второго. Она при этом может быть измерена количеством случаев нанесения вреда и совокупностью характеристик жертв преступления.

Виктимизация: понятие и виды

Основателем такого предмета, как виктимология стал Л. В. Франк. Собственно, без его влияния и не сложилось бы понятие виктимизации. Так, Франк вводит свое определение термина. По его словам, виктимизация - это процесс превращения в жертву, а также его результат, независимо от того, единичной этой случай или массовый.

Однако сразу после этого, на Франка обрушивается шквал критики. Другие исследователи отмечают, что понятия процесса и его результата должны отличаться друг от друга, а не быть единым целым.

Например, Ривман утверждает, что виктимизация - это действие, при котором преступление, произведенное по отношению к лицу, оказывает влияние на развитие его склонности. А в случае если из потенциальной жертвы человек превращается в реальную, то данный процесс именуется «виктимность-результат».

Связь процессов

В доказательство сказанному стоит отметить, что эти два явления неразрывно связаны между собой. Любое действие, направленное на достижение состояния жертвы, имеет свое логическое завершение.

Это значит, что в тот момент, когда на человека было совершено нападение, независимо от того, каков был исход события, он уже автоматически приобретает статус жертвы. В данном случае само нападение - это виктимизация в А лицо, в отношении которого было совершено преступление, являет собой результат.

Именно поэтому виктимизация - это процесс влияния одного события на другое. Чем больше происходит преступлений, тем выше риск стать их жертвой.

Исследование случаев виктимизации

Для того чтобы понять, при каких обстоятельствах обычный человек превращается в жертву преступления, необходимо провести ряд исследований.

Виктимизация и ее степень определяются при наличии суммарных данных о количестве всех потерпевших. Это никак не зависит от тяжести преступления, его исхода и наличия прочих факторов, спровоцировавших данное происшествие.

Проще говоря, виктимизация - это совокупность всех случаев, когда объекту наносился моральный или физический урон.

Ко всему прочему, благодаря исследованию степени предрасположенности к становлению жертвой, можно говорить о таком понятии, как преступность. Если провести параллели между причиной и следствием этих явлений, вывод напрашивается сам по себе. Чем больше жертв, тем выше уровень преступности, а значит, активно развивается человеческая деструктивность как элемент социальной жизни общества.

Виды виктимизации

Как и любое другое явление, процесс становления жертвой подразделяется на виды. Так, по своему характеру он может быть индивидуальным или массовым.

В первом случае подразумевается, что вред нанесен одному конкретному человеку.

Во втором случае речь идет о социальном явлении - совокупности как жертв преступления, так и самих актов нанесения вреда при условии определенности места и времени, а также наличия качественных и количественных характеристик. Еще такое массовое явление определяется термином "преступность".

Также в зависимости от степени социального согласования как самой преступности, так и предрасположенности субъекта к ней, выделяются следующие виды данного процесса:

1) Первичная. Под ней подразумевается причинение вреда конкретному человеку в момент самого преступления. При этом неважно, был ли это моральный, материальный или физический урон.

2) Вторичная виктимизация - это косвенное причинение вреда. Он может быть связан, к примеру, с ближайшим окружением, когда от кражи имущества у одного человека страдает все члены его семьи. существуют и другие способы косвенного нанесения вреда. Он выражается в навешивании ярлыков, обвинении в провоцировании противоправных действий, отчуждении, унижении чести и достоинства и других действиях, направленных на десоциализацию жертвы.

3) Третичная. Под ней понимается воздействие на жертву с помощью правоохранительных органов или СМИ в своих собственных целях.

Иногда выделяют также и четвертичную, понимая под ней такое явление, как геноцид.

Виды виктимности

Поскольку понятия процесса и результата неотделимы друг от друга, следует также уточнить виды последнего.

Виктимность бывает:

1) Индивидуальная. Состоит из совокупности личностных качеств и влияния ситуации. Под ней понимается предрасположенность или уже реализованная способность становиться жертвой в условиях, когда объективно ситуация позволяла избежать этого.

2) Массовая. Под ней подразумевается совокупность людей, обладающих рядом качеств, определяющих их степень уязвимости перед преступными деяниями. При этом каждый отдельно взятый человек выступает в качестве элемента этой системы.

При этом массовая виктимность имеет свои подвиды, в числе которых групповая, объектно-видовая и субъектно-видовая.

Психологические теории виктимизации

Как говорилось выше, понятием виктимизации озадачены многие дисциплины. В том числе и психология. Многие ученые выдвигали свои теории объяснения, почему человек превращается в жертву. Рассмотрим наиболее популярные из них.

По мнению Фромма, Эриксона, Рождерса и др., виктимизация - это (в психологии) особое явление, присущее каждому человеку ввиду наличия деструктивных черт. При этом разрушительная направленность идет не только вовне, но и на себя.

Фрейд также придерживался данной концепции, однако, пояснял, что без конфликта не может быть развития. Сюда же подходит понятие противоборства двух и саморазрушения.

Адлер при этом говорит, что каждому человеку присуще агрессивное влечение. А типичное поведение является отражением неполноценности. При этом неважно, реальная она или мнимая.

Интересно также рассуждение Штекеля. По его мнению, в снах человек проявляет свою ненависть, действительное отношение к окружающей реальности и склонность к проявлению влечения к смерти.

А вот Хорни скорее относит свои рассуждения к педагогической деятельности. Он говорит о том, что личность формируется с детства. Многие факторы могут оказать влияние на проявление неврозов и, как следствие, затрудненность социального функционирования.

Виктимизация это... в педагогике

Кстати, согласно педагогическим теориям, выделяется несколько возрастных этапов, на которых риск развития виктимности повышен. Всего их 6:

1) Период внутриутробного развития, когда влияние оказывается через родителей и их неправильный образ жизни.

2) Дошкольный период. Игнорирование родителям потребности в любви, непонимание сверстников.

3) Младший школьный период. Чрезмерная опека или, наоборот, ее отсутствие со стороны родителей, развитие различных дефектов, отвержение учителями или сверстниками.

4) Подростковый период. Пьянство, курение, наркотическая зависимость, растление, влияние преступных групп.

5) Ранняя юность. Нежелательная беременность, приписывание несуществующих дефектов, алкоголизм, неудачи в отношениях, издевательства со стороны сверстников.

6) Юность. Нищета, алкоголизм, безработица, неудачи в отношениях, неспособность к дальнейшему обучению.

Заключение

Таким образом, мы определили, что такое виктимность и виктимизация, понятие и виды этого явления. Наличие определенных черт личности дают основание отнести ее к группе риска при столкновении с различными противоправными действиями. Единственным выходом из данной ситуации является помощь специалистов, направленная как на профилактику данного явления, так и на устранение его последствий.

УДК 159.922.4+343.988:159.9 ББК Ю959.7+Х515

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ФАКТОРОВ ВИКТИМИЗАЦИИ БЕЛОРУСОВ И РОССИЯН

М.А. Одинцова

Обоснована необходимость проведения исследования субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов (индивидуально-психологические особенности людей, влияющие на их способность к адаптации в различных условиях жизнедеятельности): типа ролевой виктимности, жизнестойкости, смысложизненных ориентаций, уровня сформированности тех или иных преодолевающих стратегий поведения. Сделан анализ научных разработок, в той или иной степени освещающих объективные факторы виктимизации белорусов и россиян, к которым отнесены этнокультурные условия, особенности исторического развития, социальной, экономической и политической жизни народов. Учитывая, что субъективные виктимогенные факторы чувствительны к различным явлениям в общественной, социальной, экономической и политической жизни населения России и Белоруссии, сделан сравнительный анализ результатов трех этапов исследования, выполненных в 2009-2012 гг. через различные временные интервалы. Прослежены возможные системные проявления некоторых сторон виктимности у белорусов и россиян. В статье представлены результаты эмпирического изучения субъективных факторов виктимизации (на материале исследования сбалансированной выборки 580 жителей Москвы и Минска).

Ключевые слова: жертва, виктимизация, субъективные факторы виктимизации, объективные макро- и микрофакторы виктимизации.

Вопросы виктимизации детально разрабатываются в рамках криминологии, виктимо-логии ; педагогики ; кризисной психологии . Проблема этнической виктимизации освещена в разработках А.И. Миллера,

А.В. Мудрика . Виктимизация (от лат. угс^та - жертва) в узком смысле рассматривается как процесс и результат превращения лица в жертву преступных посягательств . В клинической социологии данное понятие наделяется характеристиками «культурногенетической» и «социогенетической» природы и связывается с дефицитарной социализацией, приводящей к психоэмоциональному неблагополучию, дезадаптации, социальной деструкции личности, создающей «культурогенный виктим» . В социальной педагогике дается расширительное толкование исследуемого явления: «виктимизация - это процесс и результат превращения человека или группы людей в тот или иной тип жертвы неблагоприятных условий социализации» .

К неблагоприятным условиям социализации, способствующим появлению того или иного типа жертвы, относят широкий круг явлений. Опираясь на существующие классификации при исследовании проблемы

виктимизации этнических групп, следует рассматривать:

Объективные факторы, к которым можно отнести особенности исторического развития, этнокультурные условия, особенности социальной, экономической и политической жизни народов;

Мезофакторы виктимизации - этническое самосознание, специфика национального характера;

Субъективные факторы виктимизации, к которым относят психологические свойства людей, влияющие на их способность к адаптации.

Объективным факторам виктимизации как своеобразному индикатору виктимности людей, позволяющему выявить потенциальных жертв, в научной литературе уделяется достаточно внимания . Мезофакторы виктимизации также вызывают интерес у исследователей . Субъективные факторы виктимизации являются мало доступными для изучения, скрытыми, а потому более трудоемкими для исследований. Возможно, поэтому в научной литературе представлено не так много исследований субъективных факторов виктимизации различных этнических групп. Не обнаружено исследований

сравнительного характера, в частности, особенностей виктимизации двух родственных славянских народов: белорусов и россиян.

Целью данной работы является обобщающий психологический анализ факторов виктимизации белорусов и россиян.

Исследование проводилось среди жителей двух мегаполисов: столицы России г. Москвы и столицы Белоруссии г. Минска в течение трех лет в несколько этапов: первый - в 2009-2010 г.г. (объем выборки исследования N = 525); второй - в 2010-2011 гг. (N2 = 428); третий - в 2011-2012 гг. (^ = 345). При окончательном формировании выборки по всем трем этапам исследования (совокупной выборки) на первом этапе в нее были включены 107 белорусов и 107 россиян, на втором этапе ее пополнили 85 белорусов и 85 россиян; на третьем этапе - 98 белорусов и столько же россиян. Общий объем сбалансированной выборки - 580 человек. Вся выборка в целом была сбалансирована по полу, возрасту, профессиональным предпочтениям, национальности. Диапазон возраста участников исследования составил от 18 до 52 лет (средний возраст - 28 лет).

Для исследования субъективных факторов виктимизации белорусов и россиян использовались следующие методики: опросник «Тип ролевой виктимности» ; тест жизнестойкости ; тест смысложизненных ориентаций ; опросник «Типы поведения и реакций в стрессовых ситуациях» ; опросник локуса контроля . На третьем исследовательском этапе был введен тест «Маркеры факторов „Большой пятерки“» (МФБП)

Опросники предъявлялись как индивидуально, так и в небольших группах.

Результаты обследуемых в выборках сравнивались между собой по всем показателям используемых методик. Для обработки результатов использовались статистические методы обработки данных в компьютерном пакете статистических программ

8ТЛтеТ1СЛ уег.8.

Результаты исследования

Результаты первых двух исследовательских этапов отражены в более ранних публикациях автора . В настоящей статье используются данные, полученные на третьем этапе исследования. По результатам этого этапа были выявлены значимые различия у белорусов и россиян в показателях проявления «игровой роли жертвы» (р = 0,034). При этом в поведении белорусов в большей мере выражена игровая роль жертвы как единица анализа добровольных, взаимовыгодных, лег-

ко принимаемых членами межличностного взаимодействия ролевых отношений, детерминированных сложным сочетанием разнообразных форм виктимной активности (среди которых инфантильность, манипулятивность, зависимость, некритичность, беспомощность и др.), имеющих в своей основе скрытую мотивацию и гармонично вписывающихся в проигрываемую ситуацию. Эти результаты согласуются с данными, полученными нами в исследовании, проведенном в 2009 г. (достоверные различия по ^-критерию Стьюдента получены на уровне значимости р=0,02 ), и данными, полученными на втором этапе исследования -в 2010 г. (р = 0,04) ; а также при пересчете данных по совокупной выборке N = 580) (р = 0,000).

Игровая роль жертвы через эмоционально-когнитивный процесс идентификации себя с жертвой приводит к усвоению личностных смыслов последней и в некоторой степени может повлиять на формирование «менталитета жертвы». «Несчастный», «многострадальный», «пострадавший» - только небольшая часть стереотипов, которые внедряются в сознание через средства массовой информации и лишь закрепляют игровую роль жертвы в поведении белорусов. Менталитет жертвы можно считать продуктом Великой Отечественной войны , Чернобыльской аварии , а также характера государственной власти, сформировавшейся в настоящее время в Белоруссии . Этот перечень включает лишь немногие неблагоприятные условия социализации, являющиеся специфическими виктимогенными факторами, формирующими менталитет жертвы у белорусов. Современные трансформационные процессы в социальной, экономической и политической жизни белорусов лишь усиливают виктимность, которая проявляется в различных формах: это может быть игровая роль жертвы, позиция жертвы и др.

Позиция жертвы как закрепившаяся игровая роль, вбирающая в себя установки, свойственные «жертве», является целостной интегративной характеристикой образа жизни людей, которые полностью приняли данную роль и по-другому жить не умеют. Результаты второго этапа исследования продемонстрировали наличие значимых различий по шкале «позиция жертвы» (р = 0,050) у обследованных белорусов и россиян . Аналогичные по характеру данные были получены и по совокупной выборке.

Игровая роль жертвы и позиция жертвы представляют собой две стороны одного явления, характеризуемого конвенциальностью,

идентификацией с другими людьми, прибегающими к подобной роли, с символом или образом на основании установившихся эмоциональных связей, включения их в свой внутренний мир, принятия их как собственных норм, ценностей. Поэтому можно предположить, что выявленные различия между белорусами и россиянами по шкале «позиция жертвы» не являются случайными. Игровая роль и позиция жертвы становятся выгодными, а потому легко принимаемыми. Еще в исследованиях Э. Крепелина было подмечено, что некоторые люди, переживающие трудные ситуации, придерживаются рентных установок: «Я - пострадавший, и мне должны!» . Рентные установки как особое состояние готовности к специфической реакции получения выгоды (материальной либо моральной) из своего неблагоприятного положения возникают на фоне необоснованной помощи со стороны микро- и макроокружения. Белорусское государство, по меткому замечанию

A. Пикулика, называют «государством-рантье» , которое ориентировано на утилитарный подход к своему бедственному положению, на позиционирование себя пострадавшим и беспомощным. Такая позиция не может не отразиться на психологии белорусского народа.

В противовес этому о российском народе сформированы представления как «народе-победителе» . Анализ социологических исследований российской действительности свидетельствует, что за последние десять лет в России произошла реальная революция в социальном, экономическом, политическом, мировоззренческом обустройстве многих россиян. По убеждению В.А. Тишкова, сегодняшние «позитивные социально-культурные перемены не имеют аналогов в истории России» . В поддержку этого мнения

B.В. Петухов пишет: «Россия «нулевых» уверенно вышла на траекторию стабильного экономического и социального развития, и многие страхи, которые довлели над страной 1015 лет назад - опасения распада страны, гражданской войны, экономического коллапса -остались в прошлом» . На обломках бывшего Советского Союза появилась «новая Россия» - свободная и независимая великая страна.

В отличие от этого можно привести точку зрения, что в Белоруссии при сохранении системы с доминированием принуждения и послушания перемены произойдут еще не скоро , поскольку «народ заставили бояться и молчать» ). Белорусам свойственно в большей степени, чем россиянам оста-

ваться пассивными и беспомощными наблюдателями за происходящим. В сложившейся ситуации они просто не в состоянии что-либо менять.

Для более точного и глубокого анализа субъективных причин виктимизации белорусов и россиян проводилось сравнение показателей по шкалам «вовлеченности», «контроля» и «принятия риска» теста жизнестойкости. На первом этапе исследования значимых различий между результатами обследования белорусов и россиян не выявлено ни по всем шкалам теста жизнестойкости, ни по общему уровню жизнестойкости . Полученные на втором исследовательском этапе (2010-2011 гг.) данные свидетельствуют о явных различиях по шкалам «вовлеченность» (р = 0,05) и «принятие риска» (р = 0,024) и по общему показателю жизнестойкости (р = 0,024) в выборках россиян и белорусов . Результаты третьего этапа исследования (2011 г.) также демонстрируют значимые различия между белорусами и россиянами по показателю «принятие риска» (р = 0,027). Кроме того, достоверные различия были получены и в обследованных совокупных выборках белорусов и россиян (р < 0,001 по г-критерию Стьюдента). Белорусам в большей степени, чем россиянам свойственно стремление к комфорту и безопасности, мечты о размеренной спокойной жизни. Полученные нами данные подтверждаются результатами исследований Е.В. Беляевой и С.А. Шавель , в которых показано, что инициативность, умение рисковать действительно не получают достаточного выражения в самооценках белорусов.

Возможно, причиной стойких различий по шкале «готовность к риску» у белорусов и русских является недостаточно развитый уровень национального самосознания белорусов (мезофакторы виктимизации). По мнению М. Нордберг, Т. Кузио, уровень развития национального самосознания определяет степень возможной мобилизации общества для достижения независимости и преодоления неизбежных трудностей перехода к независимости . Страны, в которых население характеризуется развитой национальной идентичностью, эффективнее преодолевают трудности самостоятельного существования. Фактор «воли народа, готовность перетерпеть» , готовность идти на риск даже в условиях неочевидности успеха оказывается важнее объективных факторов, например, наличия экономических ресурсов и прочее. Белорусский народ в этом отношении уступает многим народам

постсоветского пространства, он «не выдержал испытаний независимостью» .

Анализ результатов обследования по методике «Локус контроля», проведенного на первом и третьем исследовательских этапах, позволил выявить значимые различия по показателю «готовность к деятельности, связанной с преодолением трудностей» в белорусской и российской выборках (р = 0,031 и р = 0,031 соответственно). Данные по совокупной выборке подтвердили эти различия (р = 0,030). В дополнение к этому, наше исследование показало, что в стрессовых ситуациях белорусы чаще россиян (р = 0,039) прибегают к неадаптивной копинг-стратегии, ориентированной на эмоции» и частично адаптивной копинг-стрессовой поведенческой стратегии избегания (р = 0,010). Результаты второго и третьего исследовательских этапов показывают, что большинство белорусов в стрессовых ситуациях действительно выбирают стратегию избегания трудностей (р = 0,048 и р = 0,000 соответственно). Результаты по совокупной выборке свидетельствуют о наличии значимых различий между белорусами и россиянами в предпочтении частично адаптивных и неадаптивных копингов, ориентированных на эмоции (р = 0,042), а также копингов, ориентированных на избегание (р = 0,000). При этом россияне чаще белорусов прибегают к копингам, ориентированным на задачу. Результаты изучения копинг-стратегий показывают, что предпочтение ориентированных на задачу копингов является лучшим способом взаимодействия со стрессовыми событиями. Выбор избегающих стратегий является неконструктивным ответом на стрессы жизни и способствует дезадаптации . Стойкое использование именно такой стратегии белорусами детерминировано недостаточностью развития у них некоторых личностных ресурсов (неготовность к риску, неготовность к деятельности, связанной с преодолением трудностей, использование игровой роли жертвы) и средовых копинг-ресурсов (неблагоприятные социально-

экономические и политические условия). Полученные в нашем исследовании данные подтверждаются исследованием М.М. Колонтай

. «В Белоруссии ярко выражена коллективистская, с высоким неприятием неопределенности, женственная культура...», - пишет автор, объясняя этим многие явления в настроениях людей (пассивные ожидания, бесплодные надежды, патерналистские установки, недостаточная личная ответственность за решение проблем и др.), и предполагает, что именно в этом заключается одна из причин

бедности страны и медленное движение ее в сторону улучшений . Неприятие неопределенности, боязнь рисковать, стремление к избеганию, стремление вернуться в прошлое привод2т к стагнации и регрессу. Общество, по замечанию П. Рудковского, может приобрести статус «склератычнага грамадства» (склеротичного общества) , с «дофе-нистскими» настроениями («до фени мне все это») . Белорусам очень не хватает предприимчивости, в то время как созерцательности и стремлений к медленным переменам - у них явно в избытке .

Вместе с тем дополнительное включение теста большой пятерки в психодиагностическую батарею на последнем исследовательском этапе позволило уточнить некоторые особенности национального характера белорусов. Так, по шкале «сознательность» белорусы имеют более высокие баллы, чем россияне. Белорусы в большей степени

(р = 0,013), чем россияне, обращают внимание на детали, не откладывают повседневные дела, любят порядок, систематичность, они не пренебрегают своими обязанностями, достаточно требовательны к себе и своей работе, тщательно распределяют время. Все начатые дела доводят до конца, добиваются совершенства во всем том, за что берутся. Исследования субъективных оценок национального характера показывают, что такого рода качества в национальном характере белорусов выражены сильнее, чем в характере русских . В частности, отмечается что национальный характер белорусов мягкий и женственный, им свойственна «памяркоунасць» (рассудительность), сознательность, любовь к порядку, «цярплівасць» (терпение), в отличие от национального характера русских.

Кроме этого, у белорусов отмечается трудность в их этнонациональной идентификации. Белорусы идентифицируют себя с «ту-тэйшастью» (местностью), а не с национальностью . Это позволяет считать белорусский народ «денационализированным», лишенным национальной идентичности, своего языка, что способствует низкому уровню развития потенциала нации . На белорусском языке, по официальным данным, говорят лишь 23 % белорусов . Отношение к белорусскому языку сформировано как к языку «деревенскому», как к определенной девиации от «правильного», русского языка . Однако существует мнение о том, что белорусская идентичность все же может состояться как идентичность космополитическая . Уже «само наложение различных культурных потоков в Беларуси дела-

Общая психология, психология личности, история психологии

ет перспективным. строительство космополиса под названием,Беларусь“. Именно космополитизм в современном фрагментированном мире может стать основой согласования многообразных идентичностей, поскольку за ним скрыт принцип изначального равенства всех людей» .

Таким образом, проведенное исследование объективных, мезо- и субъективных факторов виктимизации белорусов и россиян позволило сделать следующие выводы:

1. К объективным факторам виктимиза-

ции белорусов и россиян можно отнести особенности исторического развития, социальной, экономической и политической жизни двух народов. Россияне преодолели двадцатилетний рубеж самостоятельного существования и вышли на более высокий уровень своего развития. В Белоруссии существующая система блокирует активность, формирует безразличие, покорность и создает благоприятные условия для поддержания синдрома «жертвы» в белорусах. Одновременно с этим белорусы отличаются сознательностью,

стремлением к порядку, ответственностью.

2. К мезофакторам виктимизации белорусов и россиян можно отнести характер народа. В национальном характере белорусов выделяется трудолюбие, доброта, сердечность, сострадательность, духовность, обязательность, коллективизм, аккуратность, сознательность. Типичный русский - это личность, которая редко испытывает депрессию или чувство неполноценности. Это волевой, поспешный в речи и в принятии решений, доминирующий, открытый человек .

3. Анализ субъективных факторов виктимизации белорусов и россиян показал, что игровая роль жертвы становится «излюбленным» способом адаптации белорусов, в отличие от россиян. Подобная адаптация носит, несколько консервативный и регрессивный характер, приводя к стагнации личностных ресурсов, блокированию стремления к более высокому уровню и качеству жизни. Заметнее вырисовываются черты виктимности белорусов (страх неопределенности, боязнь рисковать; избегание; нежелание действовать, проявлять активность и инициативу; эмоциональное реагирование на трудности и т. п.). В результате этого в популяции происходит активизация рентных установок, выражающихся в утилитарном подходе к своему бедственному положению, в ощущении себя пострадавшими и беспомощными, в фокусировании психической активности на страданиях, в пассивности. Вместе с тем адаптация белорусов через игровую роль жертвы исторически и

психологически вполне оправданна, потому что позволяет белорусскому народу «выживать» в любых условиях, помогает избежать дезорганизации, нестабильности неустойчивости и непоследовательности в их жизни.

Таким образом, проведенный психологический анализ объективных, мезо- и субъективных факторов виктимизации белорусов и россиян позволил рассмотреть проблему комплексно и обозначить перспективные направления исследований виктимизации славянских народов постсоветского пространства.

Литература

1. Бабосов, Е.М. Структурные модели

адаптации индивидов и групп к трансформациям постсоветского общества / Е.М. Бабосов // Беларусь и Россия: социальная сфера и социокультурная динамика: сб. науч. тр. -

Минск: ИАЦ, 2008. - С. 11-30.

2. Беляева, Е.В. Выбор между традицией и модерном не есть нравственный выбор / Е.В. Беляева // Ведомости прикладной этики.

2011. - № 38. - С. 12-24.

3. Браточкин, А. Проблема «языка» в Белоруссии / А. Браточкин. - http://belintellectuals.eu/ риЬИсаНот/314/

4. Вдовин, А. И. Россия и русский народ в школьных учебниках истории бывших республик СССР / А. И. Вдовин // Мир и политика. -2010. - № 5 (44). - С. 76-83.

5. Гатальская, Г.В. Психологический анализ авто- и гетеростереотипов белорусов / Г.В. Гатальская, Н.М. Ткач // Теоретические проблемы этнической и кросс-культурной психологии. - Смоленск: Универсум, 2010. -С. 61-64.

6. Дубянецкий, Э. Понемногу исчезают черты рабства. Менталитет белорусов: попытка историко-психологического анализа /

Э. Дубянецкий // Белорусская думка. - 1993. -№ 6. - С. 29-34.

7. Европейская перспектива Беларуси: интеллектуальные модели / сост. О. Шпара-га. - Вильнюс: ЕГУ, 2007. - 280 с.

8. Князев, Г.Г. Валидизация русскоязычной версии опросника Л. Голдберга «Маркеры факторов «Большой пятерки»» / Г.Г. Князев, Л.Г. Митрофанова, В.А. Бочаров // Психологический журнал. - 2010. - Т. 31, №5. -С. 100-110.

9. Колонтай, М.М. Влияние национальных культур на становление и развитие менеджмента в разных странах / М.М. Колонтай // Квартальный бюллетень клуба экономистов.

Минск.: Пропилеи, 1999. - С. 2-12.

10. Конструирование национального характера: свойства личности, приписываемые

типичному русскому / Ю. Аллик, Р. Мыттус,

А. Реало и др. // Культурно-историческая психология. -2009. - № 1. - С. 2-18.

11. Крепелин, Э. Введение в психиатрическую клинику / Э. Крепелин. - М. : БИНОМ, 2007. - 493 с.

12. Крюкова, Т.Л. Методология исследования и адаптация опросника диагностики совладающего (копинг) поведения / Т.Л. Крюкова // Психологическая диагностика. - 2005.

- № 2. - С. 65-75.

13. Ксенофонтова, Е.Г. Исследование локализации контроля личности - новая версия методики «Уровень субъективного контроля» / Е. Г. Ксенофонтова // Психологический журнал. - 1999. - №2 (Т. 20). - С. 103-114.

14. Леонтьев, Д.Н. Тест жизнестойкости / Д.Н. Леонтьев, Е.И. Рассказова. - М. : Смысл, 2006. - 63 с.

15. Леонтьев, Д.А. Тест смысложизненных ориентации /Д.А. Леонтьев. М.: Смысл, 2000. -18 с.

16. Миненков, Г. Космополитизм и космополитическая идентичность: практики

интерпретации / Г. Миненков. - http://n-europe.eu/content/?p=1439.

17. Миненков, Г. «Отморозки» или как рождается гражданская идентичность / Г. Миненков // Топос. - 2006. - № 2 (13). -С. 25-45.

18. Миллер, А.И. Империя Романовых и национализм / А.И. Миллер. - М. : Изд-во «Новое литературное обозрение», 2006. - 248 с.

19. Мудрик, А.В. Социальная педагогика: учеб. для студентов пед. вузов / А.В. Мудрик. -М. : Издат. центр «Академия», 2000. - 200 с.

20. Нордберг, М. Построение наций и государств. Историческое наследие и национальные самосознания в Белоруссии и Украине / М. Нордберг, Т. Кузио // Белоруссия и Россия: общества и государства. - М.: Права человека, 1998. - С. 376-392.

21. Одинцова, М.А. Преодолевающие стратегии поведения белорусов и россиян / М.А. Одинцова, Е.М. Семенова // Культурноисторическая психология. - 2011. - № 3. -

22. Одинцова, М. А. Субъективные и объ-

ективные факторы виктимизации россиян и белорусов / М.А. Одинцова // Психологические исследования. - 2012. - № 1(21). -

http://psystudy.ru

23. Петухов В. В. Кризис и динамика социальных настроений / В.В. Петухов // Мир России. 2010. - № 1. - С. 45-66.

24. Пикулик, А. Беларусь как государство-рантье. От плана к плану / А. Пикулик. -http://nmnby.eu/l0ld/pub/0706/26m.html

25. Решетников, М.М. Психическая травма /М.М. Решетников. - СПб.: Восточно-европейский институт психоанализа. 2006. - 322 с.

26. Ривман, В.Д. Криминальная виктимо-логия / В.Д. Ривман. - СПб.: Питер, 2002. -304 с.

27. Руденский, Е.В. Социальное разъеди-

нение общества в качестве фактора виктимизации / Е.В. Руденский, Ю.Е. Руденская. -2006. - № 2. - http://www.ngmu.ru/cozo/

mos/article/text_fullphp?id= 71.

28. Саенко, Ю.И. Постчернобыльская фаза пострадавших: самоспасение, самореа-билитация, самозащита, самосохранение / Ю.И. Саенко. - Киев, 1999. - С. 473-490.

29. Титаренко, Л.Г. «Парадоксальный белорус»: противоречия массового сознания / Л.Г. Титаренко // Социологические исследования. - 2003. - № 12. - С. 96-107.

30. Чернявская, Ю.Б. Пять парадоксов национального самосознания белорусов / Ю.Б. Чернявская. - http://index.org.ru/journal/ 15/15-chern.html

31. Шавель, С.А. Личностные качества -основа инновационного человеческого потенциала (эмпирико-социологическое исследование) / С.А. Шавель // Социология. - 2010. -№ 4. - С. 68.

32. Этнополитическая ситуация в России и сопредельных государствах в 2010 году: ежегодный доклад Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов / под. ред. В.А. Тишкова и

В.В. Степанова. - М. : ИЭА РАН, 2011. -513 с.

Поступила в редакцию 02.11.2012 г.

Одинцова Мария Антоновна. Кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии и педагогики дистанционного обучения, Московский городской психолого-педагогический университет, г. Москва. E-mail: [email protected] Maria A. Odintsova. Candidate of psychological sciences, assistant professor, Moscow State University of Psychology & Education (MSUPE). E-mail: [email protected]

Виктимность нередко предлагают понимать как способность лица оказаться жертвой преступления в силу определенных, при­сущих индивиду субъективных качеств. При таком понимании у таких преступлений, как ведение агрессивной войны или терро­ризм, нет жертв. Какие субъективные качества граждан Ирака обусловили агрессию в отношении этой страны? В чем заключа­ются «виктимологические способности» людей, оказавшихся на спектакле «Норд-Ост» 23 октября 2002 г. или 1 сентября 2004 г. в школе № 1 г. Беслана? Виктимность - это именно вероятность (лица, группы лиц, сборища людей, жителей региона, страны и т. п.) оказаться жертвами преступных деяний. При таком под­ходе внимание сосредоточивается не на поиске присущих инди­виду субъективных качеств («вине» потерпевшего), а на взаимо­действии объективных обстоятельств и субъективных признаков, повышающих вероятность оказаться жертвой преступления.

Виктимность - это качество социальной среды, свойство в значительной мере объективное. Теоретически она существует всегда, по отношению ко всем людям и может только отличаться малыми значениями. Ясно, что эти значения минимальны в «мо­нашеской республике» (особой единице Греческой Республики, самоуправляемом сообществе 20 православных монастырей под церковной юрисдикцией Константинопольского Патриархата) на греческом полуострове Афон, где никто, кроме монахов и по­слушников, не проживает. Тем не менее и здесь виктимность су­ществует, не случайно на Афоне имеется собственная полиция.

Характер и величина виктимности зависят от многих факто­ров:

От вида преступления. Некоторым пре­ступлениям (геноцид, террористический акт, ведение агрессив­ной войны, разработка, производство, накопление, приобрете­ние или сбыт оружия массового поражения) свойственна массовая виктимность.

Обстоятельствами, определяющими ве­личину ее значений, выступают факторы глобальной политики (американский гегемонизм, появление одиозных политических режимов, региональные войны и конфликты, религиозный и эт­нический экстремизм, финансовые спекуляции, антропофагские (человеконенавистнические) теории типа «золотого миллиарда» и др.).

Повышают значение массовой виктимности слабый меж­дународный и внутригосударственный контроль над использова­нием результатов научно-технического прогресса (например, технологиями клонирования, получения новых штаммов виру­сов и выведения химер - существ с полярными генетическими свойствами).

Резко увеличивает значение массовой виктимности прорыв в политику авантюристов и преступников.

Массовая виктимность зависит от исторических (памяти по­колений, которая хранит не только положительные, но и отри­цательные факты истории, «перенося» их на современников), политических (идеологической нетерпимости и деспотизма) и географических факторов (места проживания людей, в част­ности близ наркотрафика и в приграничных областях). Большой вклад в увеличение значений массовой виктимности вно­сит слабая социальная политика, в результате которой в госу­дарстве появляются огромные отряды ущемленных, бесправных людей.

Групповая виктимность - это вероятность стать жертвами преступлений для лиц, объединенных по определенным соци­альным признакам. Так, групповая виктимность свойственна во­дителям транспортных средств и пешеходам, работникам право­охранительных органов, женщинам, детям, богатым людям. Здесь наблюдается зависимость между величиной виктимности и такими факторами, как профессия, уровень защищенности, место жительства, интенсивность транспортных потоков и проч. Так, высокие значения групповой виктимности свойственны со­трудникам уголовного розыска, работникам частных охранных предприятий, бездомным детям, таксистам, проституткам и т. д.

Индивидуальная виктимность повышается при неосмотри­тельности лица в выборе места и времени проведения досуга, неразборчивости в знакомствах, броской и вызывающей одежде, развязном поведении, грубости, оскорбительных высказываниях, излишней доверчивости, невнимательности, плохих взаимоотно­шениях с преступником и проч. В значительной степени она за­висит от психологического состояния жертвы, умения предви­деть опасность и противостоять возможным угрозам.

На определении значений и установлении сочетаний факто­ров виктимности строится техника виктимологического про­гнозирования. Его логика проста: чем больше число виктимо-генных факторов и чем более велико их значение, тем значи­тельнее вероятность оказаться жертвой преступления.

Данное прогнозирование учитывает величину таких факто­ров, как распространенность преступности в данном регионе и месте, эффективность деятельности правоохранительных ор­ганов, оценка собственной защищенности (в том числе с точки зрения принятия определенных мер), готовность к поведению в криминальной ситуации.

Виктимологическое прогнозирование чрезвычайно актуально в предпринимательской деятельности. Современная российская деловая жизнь во многом сходна с выживанием в экстремальной обстановке, однако с тем уточнением, что социальная среда ак­тивна и нередко криминальна. В процессе виктимологического прогнозирования учитываются такие риск-факторы, как правовые (имеющие отношение к злоумышленному использованию правовых пробелов и юридической некомпетентности партнера); правоприменительные (оценивающие вероятность и последствия реагирования правоохранительных и судебных органов на крими­нальную ситуацию); банковские (учитывающие возможность зло­употреблений со стороны банковских учреждений); финансовые (связанные с вероятностью материальных потерь из-за сущест­вующей модели расчетов, в том числе предусматривающей вы­платы криминальным посредникам или «кураторам»); транспорт­ные (указывающие на возможность потерпеть ущерб вследствие посягательств на транспортные средства, включая трубопровод­ный транспорт); обязательственные (возникающие при угрозах невыполнения обязательств должником); конкурентные (прини­мающие во внимание проявления недобросовестной конкурен­ции: спровоцированные банкротства и санкции государственных и судебных органов для экономического подавления конкурен­тов); кадровые (имеющие отношение к ошибкам в подборе пер­сонала и управлению им) и др. Эти риски конкретизируются применительно к типовым задачам, решаемым в процессе пред­принимательской деятельности определенного вида.

Так, при заключении сделок рекомендуется обращать внима­ние на следующие обстоятельства: сомнительный источник пер­воначального капитала на момент начала предпринимательской деятельности; участие в теневом и криминальном бизнесе; заня­тие криминализованными видами предпринимательской дея­тельности (игорный бизнес и проч.); наличие покровителей, взаимоотношения с администрацией, правоохранительными, судебными органами; связи в криминальной среде, частота и характер контактов с криминалитетом, включая участие в со­вместных «темах» (деловых проектах); наличие вкладов, недви­жимости, иной собственности за рубежом, второго гражданства; нравственные деформации и патологии (алкоголизм, наркома­ния, гомосексуализм и иные сексуальные девиации); наличие невыполненных долговых обязательств за весь период предпри­нимательской деятельности; задержки в расчетах с кредиторами по собственной вине (включая имитацию возникновения форс-мажорных обстоятельств); недобросовестная конкуренция, дву­личие, лживость, необязательность в отношениях с партнерами; негативный имидж в правоохранительных органах, применение с их стороны санкций, возбуждение уголовного преследования; «уголовная регистрация; стремление заинтересовать влиятельны­ми связями, преувеличение своих возможностей в деловом ми­ре; несоответствие прибылей предприятия затратам на удовле­творение своих потребностей и запросов; уклонение от предо­ставления залога или иных гарантий выполнения обязательства. Указанные признаки свидетельствуют о том, что их обладатель является ненадежным участником предполагаемой сделки и здесь высока вероятность оказаться жертвой мошенничества или иного преступления.

Виктимологическое прогнозирование - это область интересов любого человека, который решает прибрести или продать недви­жимость, поехать на отдых в зарубежную страну, провести досуг в ночном клубе и т. д."

Криминологические знания позволяют систематизировать и уточнить соответствующую информацию.